Высшим административным органом в области медицины вообще и судебно-медицинской экспертизы, в частности, в России в XIX столетии являлся Медицинский совет, учрежденный в 1803 г., после упразднения Медицинской коллегии. В Медицинский совет входили председатель, члены (непременные и совещательные) и ученый секретарь. Председателем совета был врач, имеющий степень доктора медицины, а совещательными членами избирались лица с медицинским, ветеринарным и фармацевтическим образованием, известные своими знаниями и опытом, в том числе 4 врача «сведущие особенно в медицинской полиции и судебной медицине».

В 1805 г. «для установления дальнейшего надзора по части практической, судебной и полицейской медицины» была учреждена должность генерал-штаб-доктора по гражданской части, в 1812 г. генерал-штаб-доктор получил звание «Главного инспектора практической, судебной и полицейской медицины империи». В 1836 г. вместо канцелярии генерал-штаб-доктора были учреждены два медицинских департамента при МВД: один был предназначен для управления медицинскими чиновниками и учебными медицинскими заведениями, другой заведовал «делами судебной медицины и медицинской полиции». К судебно-медицинским функциям департамента относилось «рассмотрение судебно-медицинских рапортов и свидетельств по жалобам мест и лиц на неправильность или неудовлетворительность оных».

Согласно «Положению о Медицинском совете» (1841), он являлся высшим в государстве «врачебно-ученым, врачебно-полицейским и врачебно-судебным местом». В судебно-медицинские обязанности совета входило рассмотрение причин скоропостижной смерти в сомнительных случаях в уголовных и гражданских делах, а также «химическое испытание разных составов при судебных следствиях» и составление таксы оплаты за судебно-химические исследования.

Во второй половине XIX века Главное управление гражданской врачебной частью при МВД, которое просуществовало до 1917 г., составляли Медицинский департамент, Медицинский совет и Совещательный ветеринарный комитет. В функции Медицинского департамента МВД входило управление гражданской медицинской частью, судебной медициной и медицинской полицией. Судебно-медицинские функции заключались в рассмотрении судебно-медицинских рапортов и свидетельств по жалобам врачебных управ и лиц на их неправильность или неудовлетворительность. В 1904 г. Медицинский департамент был упразднен, а все его дела переданы в Медицинский совет вместе с двумя должностями экспертов по судебно-медицинской части.

В судебно-медицинские функции Медицинского совета во второй половине XIX века входило рассмотрение заключений врачей при насильственной и скоропостижной смерти: дела об установлении причин скоропостижной смерти, когда выяснялись новые обстоятельства, указывающие на ее насильственный характер, смерти в результате телесных повреждений, дела о половых преступлениях, о состоянии умственных способностей обвиняемых и потерпевших, об оскоплении, а также разбор заключений врачей, если они расходились с заключениями врачебных управ или судебные власти сомневались в их правильности. В 1812—1822 гг. было проведено 57 таких дел, а в 1903—1912 гг. — уже 1304. Из гражданских дел в Медицинский совет поступали дела о добрачной неспособности к супружеской жизни (в 1903—1912 гг. их было 1634), по обвинению врачей и фармацевтов, о привлечении к ответственности за незаконное врачевание. Судебные следователи имели право непосредственно сноситься с Медицинским советом по предметам судебномедицинских экспертиз, «… но не иначе, как на основании особо составляемых ими постановлений, в которых…. было бы обстоятельно объясняемо, почему именно ими признано необходимым просить по делу заключения Медицинского Совета…».

А. П. Нелюбин (1785-1858)

Медицинский совет разрабатывал и утверждал наставления и инструкции для врачей по судебной медицине, из которых следует отметить «Наставление о признаках истинной и мнимой смерти», указание о привлечении врачей для освидетельствований мертвых тел только при обнаружении признаков насильственной смерти, «Наставление Врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел», «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение на отравление» и «Глава о химическом исследовании ядов, сочинённая Членом Совета Нелюбиным», разъяснение врачебным управам и врачам о судебно-медицинском исследовании скопцов, правила о тех, «кои в припадках сумасшествия учинили смертоубийство или посягнули на жизнь другую или собственную», постановление об освидетельствовании женщин акушерами. В числе лиц, возглавлявших совет, были и известные судебные медики: С. Ф. Гаевский, А. П. Нелюбин, Е. В. Пеликан, Н. П. Ивановский, С. А. Громов и др.

16 февраля 1912 г. Междуведомственная комиссия по пересмотру врачебно-санитарного законодательства Империи под председательством академика Г. Е. Рейна начала работу по пересмотру устава судебной медицины. Проект нового устава предусматривал переименование уездных, полицейских и городовых врачей в судебных и ограничение их обязанностей только судебно-медицинскими. Должности судебных врачей планировалось замещать лицами, окончившими курс медицинских факультетов и получившими специальную подготовку по судебной медицине «в особых санитарных и судебно-медицинских институтах», организация которых была предусмотрена в Петербурге, Москве, Киеве и Томске. При отсутствии или болезни судебного врача его должен был заменять судебный же врач, приглашение любого другого врача допускалось лишь в экстренных случаях.

Заглавный лист учебника С. А. Громова

С. А. Громов (1774—1856)

В новом уставе были расширены права судебного врача на предварительном следствии и в суде. Судебному врачу предоставлялось право знакомиться с предварительными сведениями, присутствовать на допросе и задавать потерпевшим, обвиняемым и свидетелям вопросы для разъяснения обстоятельств, имеющих отношение к судебно-медицинской экспертизе, производить необходимые для судебно-медицинского исследования осмотры, отказываться от ответов на вопросы, выходящие за пределы его компетенции и даже отказываться от заключения с подробным объяснением причины тому.

Устав предусматривал организацию окружных лабораторий для производства микроскопических и судебно-химических исследований, а женщины-эксперты теперь допускались к осмотрам и освидетельствованиям, правда, лишь женщин и детей. Разработанный проект постановки судебно-медицинского дела, явившийся результатом почти трехлетней работы междуведомственной комиссии под председательством академика Г. Е. Рейна, предлагалось провести в жизнь в течение трех лет. Однако воплотить в жизнь проект устава не удалось, Государственная дума отвергла его вместе с законом об учреждении Главного управления государственного здравоохранения. Врачебные управы (с 1865 г. — врачебные отделения губернских правлений) были учреждены 19 января 1797 г. в каждом губернском городе для того, «… чтобы посредством преподаваемых правил и наставлений, соблюдаемо было народное всей губернии здравие…».

Инструкция о должности врачебных управ предусматривала поводы для назначения судебно-медицинских освидетельствований, содержала краткие правила наружного исследования и вскрытия мертвых тел, а также давала указания о порядке составления медицинских документов (актов и свидетельств).

Врачебную управу составляли три врача, имеющие степень доктора или штаб-лекаря — инспектор или штадт-физик, хирург и акушер. Для занятия должности инспектора управы необходимо было сдать экзамены в университете или медико-хирургической академии по всем разделам судебной медицины, медицинской полиции и скотоврачебной науки. Профессор судебной медицины мог занять должность инспектора без сдачи экзаменов, если читал курс судебной медицины в университете или академии. Студенты, окончившие университет с отличием, оставлялись на кафедрах в качестве субинспекторов или докторантов для подготовки докторской диссертации, а после ее защиты получали степень доктора медицины, подвергались экзамену и назначались инспекторами или членами врачебных управ.

В задачи врачебных управ входило руководство деятельностью уездных и городовых врачей, контроль за всеми медицинскими заключениями, а также выдача заключений по делам, в которых имелись противоречия результатов экспертизы с обстоятельствами следствия, разногласия между врачами или у судебно-следственных органов возникали сомнения в правильности заключения врача. По таким делам судебный следователь представлял копию свидетельства во врачебную управу, которая и разрешала сомнение путем затребования дополнительных объяснений или назначением переосвидетельствования. Экспертиза в этом случае была комиссионной: в ней участвовали местный судебный врач, врачебный инспектор и его помощник, для разрешения частных вопросов приглашались специалисты. В функции врачебных управ входило также проведение судебно-химических, химико-микроскопических и биологических исследований вещественных доказательств.

Являясь инспектирующим органом, управа контролировала все судебно-медицинские экспертизы. Копии судебно-медицинских актов поступали во врачебные управы, которые были обязаны коллегиально утверждать или исправлять судебно-медицинский акт и свидетельство врача. Только с визой врачебной управы акт судебно-медицинской экспертизы мог быть приобщен к судебному или следственному делу.

При изложении заключений по судебно-медицинским делам врачебным управам было предписано обосновывать мнение на точных фактах, в сомнительных же случаях представлять дело в Медицинский Департамент, прилагая к нему кратко и ясно изложенные обстоятельства дела, результаты наружного и внутреннего осмотров трупа, протокол химического исследования внутренних органов, а также заключение судебного врача и управы о причине смерти.

На врачебные управы были возложены и другие многочисленные обязанности: освидетельствование больных, проведение врачебных осмотров инвалидов, рекрутов, судебно-медицинские свидетельства, проверка аптек, запрещение продажи лекарств вне аптек, метеорологические наблюдения, выявление случаев заразных заболеваний, запрещение продажи испорченных продуктов и т.п. Специальных судебных врачей до революции не было, и судебно-медицинские функции исполнялись уездными и городовыми, а также, значительно реже, полицейскими (санитарными) врачами.

Для замещения должностей уездных и городовых врачей врачебные управы приглашали медиков с дипломами лекаря, штаблекаря, медико-хирурга или доктора и свидетельством на звание уездного врача; при отсутствии таких кандидатов на должность инспектора назначались врачи без ученых званий с обязательством сдать экзамен в течение года.

В каждом губернском городе на службе должен был находиться городовой врач, в каждом уезде — один уездный врач. В Москве и Санкт-Петербурге в каждом уезде работало по два врача, поэтому врачебные штаты здесь были значительно большими: в 1825 году в Москве при полицейском управлении числилось 25 врачей и 3 городских акушера, а в Санкт-Петербурге — 19 врачей и столько же акушеров. Всего на территории России в 1913 г. работало 350 уездных и городовых врачей¹.

После земской реформы 1864 г. большая часть уездных и городовых врачей перешла на земскую службу. Если врач и оставался на государственной службе, то только при условии соединения ее со службой по земству, а где это было неосуществимо, там места уездных и городовых врачей оставались незанятыми: вакантными до революции оставались 1/7 всех должностей. Недостаток в судебных врачах еще отчетливее проявлялся на фоне высокой смертности их от заразных болезней: по неполным данным за период 1889—1892 гг. от заразных болезней умерло 700 врачей, в основном уездные, городовые и полицейские врачи.

К судебно-медицинским функциям уездных и городовых врачей относились исследования мертвых тел для установления причины смерти, освидетельствования живых лиц, выдача заключений по требованию судебных и административных органов и участие в судебных заседаниях. Уездных и городовых врачей следовало привлекать для проведения судебно-медицинских исследований в уголовных случаях; для освидетельствования увечных, безумных и сумасшедших, болезней гражданских чиновников, их жен и детей, отставных генералов, штаб и обер-офицеров, а также классных чиновников военного ведомства, просящих пенсий из государственного казначейства и кассы военного ведомства по причине тяжких болезней и увечий; для освидетельствования ран отставных генералов, штаб и обер-офицеров, а также классных чиновников военного ведомства, просящих пособий или пенсий от Александровского комитета о раненых; для освидетельствования арестантов относительно способности их к работам и больных ссыльных. Кроме того, в обязанности уездных и городовых врачей входили меры, направленные на прекращение «повальных болезней» и «скотских падежей», надзор за съестными припасами, лавками, ревизия аптек, надзор за лечебными заведениями гражданского ведомства, за санитарным состоянием фабрик и заводов, освидетельствование сумасшедших, санитарно-врачебные осмотры низших чинов, местных воинских команд, выезды в места эпидемий и принятие мер по их ликвидации, лечение и освидетельствование заключенных, надзор за публичными домами, составление еженедельных и ежегодных отчетов и т.п.

По дореформенному законодательству заключение врача было обязательным для суда, а роль врача ограничивалась дачей письменного заключения по поставленным перед судом вопросам. Судебная реформа 1864 г. ввела новую систему оценки доказательств, по которой они оценивались исходя из внутреннего убеждения судей. Экспертиза, как доказательство, не была выделена и оценивалась наряду с другими данными.

В Уставе уголовного судопроизводства (УУС) были четко разграничены права, обязанности и ответственность уездных и городовых врачей, судебно-медицинские обязанности которых входили в служебные функции, и «сведущих лиц» — гражданских, военных и вольнопрактикующих врачей, эпизодически привлекавшихся к проведению судебно-медицинской экспертизы. Для осмотра и освидетельствования мертвых тел, оценки различного рода повреждений и состояния здоровья потерпевшего должны были приглашаться уездные, городовые или полицейские врачи, но если по уважительной причине они явиться не могли, то вместо них приглашались гражданские, военные или вольнопрактикующие врачи.

«…Правила об осмотре и освидетельствовании через судебных врачей существенно отличаются от правил об осмотре через сведущих людей не только по предмету исследования, но и по характеру прав и обязанностей как самого судебного врача, так и Следователя. Здесь судебный врач делается самостоятельным участником осмотра, составляет от себя протокол, и при сомнении в его правильности, следователь не вправе вызывать другого врача, а обязан представить копию с заключения врача во врачебное отделение для разрешения сомнения. Судебный врач участвует в осмотрах не как случайный эксперт-техник, а как один из факторов правосудия, и участие его в следствии имеет значение совещательного участия лица, подготовленного к тому наукою».

Каждый уездный врач ежемесячно, ежеквартально и ежегодно представлял во врачебную управу отчет о движении больных по уезду, краткие данные о вскрытиях мертвых тел с указанием обстоятельств дела и результатов исследования.

В особых случаях следователь мог пригласить к осмотру и освидетельствованию не одного, а нескольких врачей, не исключая и того, кто пользовал умершего. При возникновении противоречий между заключениями и обстоятельствами следствия или разногласиях во мнениях врачей следователь представлял копию свидетельства во врачебную управу, которая разрешала сомнения затребованием дополнительного объяснения либо назначением переосвидетельствования.

В случае неявки судебного врача по требованию полиции, для судебно-медицинского исследования без уважительной причины, он подвергался вычету трех месяцев из времени службы; если же в том же был виновен вольнопрактикующий врач, то он подвергался штрафу до 50 руб. Врачи были предупреждены о строгой ответственности за ложные свидетельства, а если по ним производилась выплата пенсии, то вся излишняя сумма взыскивалась непосредственно с врача, выдавшего это свидетельство. С введением нового Устава все дела о преступлениях против жизни и здоровья человека рассматривались судами с участием врачей, однако заключения экспертов не имели силы безусловных доказательств, а приговор не мог иметь силы судебного решения, если был основан на результатах экспертизы.

Врачи не были согласны с такой позицией суда. Известный юрист А. Ф. Кони говорил, что заключение эксперта хотя и не является «предустановленным доказательством», должно иметь особую силу и вес, т.к. дается в особых условиях и притом специалистом, поэтому суд должен выделить мнение эксперта из ряда обычных свидетельских показаний.

В то же время между юристами и врачами, исполнявшими судебно-медицинские функции, часто возникали разногласия, поскольку права врачей-экспертов, предусмотренные статьями Устава уголовного судопроизводства 1864 г. и Уставом судебной медицины, отличались между собой. Обе стороны единодушно указывали на необходимость согласования статей У. У. С. и У. С. М и предоставлении врачам большей свободы. В связи с этим А. Ф. Кони писал: «… Необходимо, чтобы законодательство определительно указало в У. У. С. положение судебного врача на суде, в У. С. М. — свойства и пределы его деятельности, а в ряде инструкций, изменяющихся сообразно с движением науки, — способ действия судебного врача».

За свою сложную и разностороннюю работу уездные и городовые врачи в начале XIX века получали 200—250 руб. в год (военные врачи получали в то же время до 3000 руб. в год), в 1874 году жалование им было повышено и к концу XIX в. уездные врачи получали до 900 руб., а городовые — 270 руб. в год. Большинство уездных и городовых врачей были вынуждены заниматься частной практикой.

Врач, участвовавший в предварительном следствии или выступавший в суде на территории своего участка, никакого вознаграждения за свой труд не получал. Если же его вызывали к следствию или суду «не в месте его пребывания», то он получал деньги на прогоны и содержание в пути по распоряжению уездных полицейских управлений и определению суда, и только в том случае, если до вынесения приговора успевал подать требование о возмещении понесенных им издержек.

Объем судебно-медицинской работы уездных и городовых врачей был достаточно велик: по неполным данным Центрального статистического комитета Министерства внутренних дел в 79 губерниях (за исключением областей Войска Донского, Карской, Терской и Закаспийской, округов Закатальского и Черноморского) в России за шестилетний период с 1888 по 1893 гг. умерло «насильственно и внезапно» 323911 человек, из них в городах на 28,3% больше, чем в уездах. «Насильственная и внезапная» смерть в статистической сводке подразумевала убийства, детоубийства, самоубийства, «от пьянства, от молнии, задавлено и ушибилось до смерти, замерзло, утонуло, заедено зверями, и другие случайности…», т.е. в ней перечислены почти все возможные обстоятельства насильственной смерти.

Количество исследуемых трупов, приходившихся на одного эксперта, в некоторых областях было достаточно большим. Так, например, в Терской области с 24 марта 1880 г. по 29 января 1981 г. одним экспертом был исследован 101 труп, в период с 7 января 1892 г. по 31 июля 1892 г. — 146 трупов, а в период с 1 августа 1892 г. по 29 января 1893 г. — 132 трупа.

В 1913 г. на территории России было проведено 5425 исследований трупов (наружных и полных). Зная приблизительное число уездных и городовых врачей (около 350), нетрудно подсчитать, что на каждого врача в среднем приходилось около 16 исследований1. Учитывая неполные данные статистической справки и приблизительность расчетов, эта ничтожная цифра говорит о том, что на обширнейшей территории России при огромном количестве случаев насильственной смерти, только каждый десятый труп подвергался судебно-медицинскому исследованию.

Насколько отличался объем экспертной работы в крупных губернских городах от средних показателей по стране, наглядно демонстрируют следующие данные. В 1916 г. в Москве, когда часть врачей была призвана на военную службу, 16 уездных и городовых врачей провели наружный осмотр 1863 трупов1, то есть около 116 каждым экспертом; вскрытий было проведено 628 — в среднем по 39 каждым врачом².

В 1824 г. членами Медицинского совета И. В. Буяльским и А. С. Громовым было составлено «Руководство по вскрытию мертвых тел, особливо при судебных исследованиях», которое было опубликовано в «Военно-медицинском журнале». В том же году вышли в свет «Правила для руководства судебного врача при исследовании отравлений» А. П. Нелюбина. О жизни и творчестве данных ученых, а также об их научных исследованиях и публикациях подробно изложено в монографиях и ряде научных работ. «Руководство…», дополненное и утвержденное Медицинским советом, под названием «Наставленiе Врачамъ при судебномъ осмотре и вскрытiи мертвыхъ телъ» было опубликовано в Полном собрании законов Российской Империи за 1828 г. В него были включены «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение на отравление» и «Глава о химическом исследовании ядов, сочиненная Членом Совета Нелюбиным». Автором, составившим «Наставление», считается О. О. Реман, а его редактором — ученый секретарь Медицинского совета С. Ф. Гаевский. Вышедшее отдельным изданием в 1829 г. «Наставление…» было разослано городовым и уездным врачам и Врачебным Управам.

«Наставление Врачам при судебном осмотре и вскрытии мертвых тел» без изменений и дополнений под названием «Устав Судебной Медицины» было опубликовано в Полном Собрании Законов Российской Империи в составе «Устава Врачебного» в 1842 г., а в дальнейшем, практически без изменений, публиковалось в 1857, 1892 и 1905 гг. Справедливости ради стоит сказать, что некоторые судебные медики весьма критично высказывались по поводу неоднократного переиздания Устава судебной медицины безо всяких поправок, считая, что статьи его должны изменяться и дополняться согласно постоянному развитию медицины. Так, например, судебный врач, профессор Д. П. Косоротов писал о последнем издании Устава 1905 года: «… здесь можно найти все, что давно уже забыто медицинскою наукою, тут и «антонов огонь», и «противудействующие средства», и все, что хотите, до старых нелепостей включительно. Например, ст. 1210 (прежде 1346) предписывает, что нужно делать с промерзшим мертвым телом: «должно сперва опустить замерзшее тело на несколько часов в ванну или другой удобный сосуд, наполненный холодною водою, к коей, по истечении нескольких часов, можно прибавлять теплую воду», и т.д. Теперь перенестись от бумаги к делу: кто должен возить с собою этот «удобный сосуд» — врач или судебный следователь? Конечно, если есть близко больница, то можно вымачивать труп в ванне, в которой моются больные; или в уезде добрый помещик уступит на время свою ванну или, наконец, этот «удобный сосуд» радушно предложит русский мужичек?..».

Профессор И. В. Буяльский (1789—1866)

Тем не менее, к моменту выхода в свет «Наставления…» в нем были отражены важнейшие вопросы практической судебной медицины, детально рассмотрены все стороны судебно-медицинского исследования трупов; оно было настолько подробным и научнообоснованным, что служило руководством для студентов и было включено в программу занятий по судебной медицине в университетах и медико-хирургических академиях. Профессор Е. О. Мухин в 1832 г. писал: «… Сочинение сие есть оригинальное в России, превосходящее до сих пор известные иностранные лучшие сочинения сего рода…, имеет вид полной системы сей науки…. Сочинение сие без всякого прекословия заслуживает быть увенчанным полною наградою…».

Нам хотелось бы остановиться подробнее на содержании этого уникального историко-медицинского документа.

«Наставление…» содержит 10 глав и разделено на 177 параграфов, с приложением четырех судебно-медицинских таблиц о ядах.В главе I (§§ 1—23) — во «Введении» излагается, где, кем и по чьему требованию должны производиться судебно-медицинские вскрытия трупов, а также говориться о праве врача знакомиться с обстоятельствами дела. Много внимания уделено составлению акта вскрытия — ответственному моменту работы судебного врача.

Профессор Е. О. Мухин (1766—1850)

Заслуживает особого внимания указание о высоком долге судебного врача при исследовании трупов: «Осмотр мертвых тел и заключение по оному о причине смерти есть одна из важнейших обязанностей судебного Врача. На его мнении не редко основывается приговор, решающий честь, свободу и жизнь подсудимого». Осмотр и вскрытие мертвых тел должны проводить в уездах уездные, а в городах — городовые и полицейские врачи, а при их отсутствии по уважительной причине — всякие другие военные, гражданские или вольнопрактикующие врачи. В сложных случаях и при желании судебный врач может пригласить других врачей для консультации (§ 2).

Судебный осмотр трупа в обязательном порядке должен проводиться (§ 3) при обнаружении признаков насильственной смерти; при подозрениях на отравление; при обнаружении трупов неизвестных лиц с признаками насильственной смерти или без них; в случае скоропостижной смерти; при обнаружении трупа новорожденного младенца; при подозрениях в умышленном умерщвлении и изгнании плода; при жалобах на лечение шарлатанами и другими лицами, не имеющими на это права.

«Врач, производящий судебное исследование, яко Чиновник, долженствующий по сему предмету иметь особенные сведения, считается в сем случае первым лицом» (§ 9).

Правила обязывают представлять акт вскрытия в судебное место, а копию — во врачебную управу (§ 21).

Глава II (§§ 24—45) «О судебном осмотре мертвых тел вообще» освещает вопросы осмотра и вскрытия трупа.

Здесь же дано описание инструментария, необходимого для проведения вскрытия.

Вскрытие трупа не должно проводиться при отсутствии признаков наступления смерти, при резко выраженных гнилостных изменениях трупа («Но если Судебное место непременно осмотра требует и если имеется подозрение об отравлении, или когда речь идет о распознании повреждения костей, то никакая степень гнилости не должна служить препятствием к вскрытию мертвого тела»), а также при выраженном обугливании и «растерзании тела дикими зверями» (§ 30).

Вскрытие трех полостей (грудной, брюшной и полости черепа) было обязательным. «От сего правила нельзя отступать даже и тогда, когда причина смерти по вскрытии одной полости была бы обнаружена. Сие необходимо потому, что весьма часто причина смерти может находиться в различных местах и быть сложною» (§ 36). В отдельных параграфах 31—45 освещена методика описания повреждений.

Глава III «Исследование головы и полости ея в особенности» дает описание осмотра и техники вскрытия полости черепа и головного мозга.

Глава IV «Особенное исследование полости рта, шеи и хребта» содержит подробное описание осмотра указанных областей и технику вскрытия позвоночника.

Глава V «Особенное исследование грудной полости» описывает приемы наружного исследования и особенности вскрытия грудной полости с исследованием ее органов.

Глава VI «Особенное исследование брюха» содержит описание осмотра, вскрытия и исследования органов брюшной полости и таза.

Глава VII «Особенные правила для наблюдения при вскрытии новорожденных младенцев, найденных мертвыми» излагает особенности исследования трупов новорожденных; подробно описана методика проведения легочной плавательной пробы.

Глава VIII «Правила, как поступать при исследовании мертвых тел, когда имеется подозрение об отравлении» включает все вопросы, связанные со вскрытием трупа при основаниях для подозрения на отравление, перечисляются обстоятельства, могущие дать повод к этим подозрениям. В главе приводится подробное описание методики изъятия подозрительных на яд веществ и органов из трупа для судебно-химического исследования.

Глава IX «О противудействующих средствах, употребляемых для открытия ядов» перечисляет общеизвестные медицинской практике способы обнаружения ядов.

Глава X «Об исследовании повреждений вообще» посвящена основным принципам исследования повреждений, вопросам, разрешаемым при этом, а также их медицинской классификации и установлению прижизненности их возникновения.

В четырех таблицах приложения (дополнение к VIII и IX главам) перечисляются признаки отравлений всеми известными медицине того времени ядами, способы и методы лечения и оказания первой помощи, а также химические способы установления наличия, видов и характеристик ядов в исследуемых вещественных доказательствах и внутренних органах.

Таков был «Устав судебной медицины» — настольная книга для уездных, городовых и полицейских врачей, исполнявших судебномедицинские функции в России в XIX веке. К сожалению, авторы наиболее известных историко-медицинских публикаций, посвященных вопросам зарождения и развития судебно-медицинского дела в России, в своих работах не воздали должное авторам Устава судебной медицины, а между тем, целый ряд установок и положений этого труда не утратил своего значения и сегодня: современные «Правила…» сходны по своему строению и содержанию с доназад. Целый ряд установок и положений этого уникального историкомедицинского документа не утратил своего значения и сегодня — современные «Правила…» сходны по своему содержанию с «Наставлением…», изданным почти два века назад. К исполнению судебно-медицинских функций врачи готовились только на кафедрах судебной медицины университетов и медикохирургической академии.

Профессор А. О. Армфельд (1806—1868)

Учебная программа по судебной медицине содержала все ее разделы того времени и предусматривала изучение специальных наставлений и инструкций Медицинского совета, издававшихся для судебных врачей. В курс судебной медицины входили также судебная химия, акушерско-гинекологическая, судебнопсихиатрическая экспертиза, определение возраста и изучение притворных, искусственных болезней и членовредительства, однако, особое внимание уделялось изучению исследования трупов и правилам ведения судебно-медицинской документации. Интересными являются программы 1848 и 1850 гг., подготовленные профессором А. О. Армфельдом, одним из организаторов преподавания судебной медицины в России. А. О. Армфельд понимал практическое назначение судебной медицины и многократно это подчеркивал в своих программах.

Приведем полностью программу по судебной медицине и медицинской полиции ординарного профессора А. О. Армфельда: «Под именем публичной медицины или Государственного Врачебноведения разумеется приложение естественных и врачебных наук к жизни гражданской.

Это приложение может быть двоякого рода или медицина, оставаясь верною своей натуре и цели, заботится о сохранении, улучшении и восстановлении физического здоровья и только переносит внимание и попечения свои, от частных лиц и от постели больного, на целые города и области: тогда становится она народною гигиеною и терапией, входит в состав государственных полицейских учреждений и называется Медицинскою Полицией. Или же, отрекаясь от первоначального своего назначения — охранять жизнь, поддерживать доброе здоровье и восстановлять расстроенное — занимается она исследованием известных состояний в отношении человека, от которых зависит юридическое определение его прав и обязанностей или ответственности его перед судом и законом: в этом случае является наша наука вспомогательным орудием юриспруденции и принимает название судебной медицины. Из этого краткого определения обоих частей Государственного Врачебноведения видно, что ни та, ни другая не открывают новых истин физических или врачебных, а пользуются тем, что уже открыто, разъяснено и доказано в сфере естествознания и медицины: как собственность принадлежит им только самый способ применения, но заимствуют они свой материал изо всех естественных и врачебных наук без изъятия: приложение медицины, о котором идет здесь речь, требует знания всех ее частей — по крайней мере, по главному и существенному их содержанию. А потому и преподается Государственное Врачебноведение студентам пятого, последнего курса, успевшим уже пройти полный ряд теоретических медицинских наук, испробовать силы свои в практическом деле наблюдения и врачевания больных и сверх того, ознакомиться с главнейшими государственными законами и учреждениями.

Во все продолжение сего последнего академического года посвящается Государственному Врачебноведению по 6 часов в неделю. В первое полугодие излагается судебная медицина, во втором — медицинская полиция. Мы начинаем с судебной медицины потому, что изучение ее сопровождается многими практическими упражнениями, именно во вскрытии мертвых тел, доставленных в наш анатомический театр преимущественно в зимнее время. При выборе способа преподавания вообще, равно как и при изменениях оного в частностях, имеем мы постоянно в виду — согласовать законные требования науки с требованиями и правами учащихся. Акроаматическое изложение, условленное отчасти натурою науки, а еще более отношением академического преподавателя к многочисленным слушателям, отсюда не принуждает к механическому пассивному восприятию излагаемого предмета: напротив, учащийся должен собственным, самодеятельным мышлением помогать построению науки и живым участием сопровождать диалектическое ее движение до последних выводов. Везде же, где только возможно, неясное в области судебной медицины, заменяем мы теорию практикой, вывод — поведением, синтетическое построение — отчетливым и строгим анализом. Каждый значительный отдел судебной медицины заключаем мы разбором примеров, заимствованных или из сферы собственного нашего наблюдения, или же из сочинений и периодических изданий Пиля, Платнера, Коппа, Вернта, Генке и др. и нередко вводим слушателей […] и от частного явления, факта или вопроса постепенно выходим до последнего научного основания, на котором утверждается способ решения предлежащего и однородных с предлежащим случаев. Практический характер научной беседы принимают так же наши подробные и обстоятельные репетиции, которые производятся, по крайней мере, один раз, а если дозволяет время, и два раза в год, и которые одни дают нам возможность произвести основательное суждение о знаниях и способностях наших слушателей при окончательном испытании их на степень лекаря. Занятия в клинических, терапевтической, хирургической и акушерской, доставляют многим из слушателей легкую возможность наблюдать живого человека и в судебно-врачебном отношении и, при пособии этого наблюдения, решать различные вопросы относящиеся к больным и раненым, к беременным, роженицам и новорожденным младенцам, что же касается до осмотра и вскрытия трупов, то который слушатель обязан заниматься ими, в продолжении курса, под руководством профессора или прозектора, и представить, по крайней мере, один образец судебно-врачебного протокола и свидетельства, обработанный по правилам науки и по форме законами установленной.

Дух, которым стараемся мы оживить наши беседы, есть, вопервых, дух строго научный: мнения и советы врача, на которых основывается определение сомнительных прав и обязанностей гражданина или для избрания мер необходимых для сохранения и улучшения народного здоровья, — эти мнения и советы сами должны покоиться на твердом и прочном основании, из общепризнанных истин науки должны истекать наши выводы с ясностью, точностью и последовательностью, согласно требованиям логики общей и логики медицинской. Дух нашего учения есть, во-вторых дух живой практической деятельности: все теоретическое знание врача, сколь бы высоко ни ценили мы его как чистое знание, тогда только получает настоящую оценку и настоящее значение для судьи и для администратора, когда оно обращается в полезное практическое умение, когда оно действительно везде к решению важнейших практических вопросов, неразрешимых без специального знакомства с науками с естественными и медицинскими. Вообще, курс государственного врачебноведения, замыкая собою всю цепь факультетских наук, должны послужить учащемуся окончательным приготовлением к переходу от жизни академической к жизни гражданской: он должен показать ему и настоящее место занимаемое врачебным искусством в среде государственных учреждений, — и отношение врача к прочим служителям государства, — и весь объем доверия, которым правительство облекает врача, — и весь объем, всю важность и святость обязанностей неразлучимых с его званием и правами, — и все достоинства науки, которой обязался он посвятить лучшие силы и средства свои, — и границы этой науки, которая, ежедневно совершенствуясь, сим самым свидетельствует, сколь далека она еще от совершенства, сколь много осторожности, осмотрительности, благоразумного сомнения требует приложение ее к жизни гражданской и государственной. Следуя сим многосторонним указаниям, учащийся познает не только возможную меру будущих своих обязанностей но, вместе с тем, и высоко правительственные звания врача в гражданском обществе: он неминуемо приходит к убеждению, что ни обширные знания, ни практическая ловкость в применении оных не делает еще медика достойным слушателем и надежным орудием правительства, если к этому знанию и умению не присоединится — непоколебимая любовь к истине, совершенное беспристрастие к лицам и к мнениям, глубокое уважение к закону и к законному порядку вещей — качества, которые обозначили мы как основу и краеугольный камень всей нравственной и служебной жизни судебного врача, на последних страницах академической речи «De fi nibus certorum et probabilium in responses medicorum forensium».

Порядок, в котором излагаются материалы Государственного Врачебноведения, зависит от усмотрения и произвола автора или преподавателя. Будучи, с начала до конца, науками прикладными, судебная медицина и медицинская полиция не привязываются ни к какой особой системе: отдельные статьи, составляющие их содержание не истекают из какого-либо общего верховного начала и не состоят между собою в такой связи, которая с необходимостью определяла бы последование одной за другой, а потому различные учебники и распределяют их весьма различным образом, стараясь только, по возможности, не разрывать однородных предметов и не затруднять внимания учащихся слишком дробным и мелочным разделением и подразделением статей.

А как мы, преподаем по собственным тетрадям, в руководство и постоянное пособие рекомендуем нашим слушателям сочинение Громова (Краткое начертание судебной медицины) и Гелинга (Опыт Гражданской Медицинской Полиции. Том 1-й) то и следуем, за немногими исключениями, порядку в сих учебниках принятому. Во введении в судебную медицину и в Медицинскую Полицию, изложив главные моменты исторического их развития, определяем мы их характер, и объем и направление, отношение к естественным врачебным наукам, отношение к юриспруденции и администрации, и с достаточною подробностью исчисляем литературные пособия обеих частей Государственного Врачебноведения. В общей или обрядовой части судебной медицины знакомим мы слушателей с законными формами, как самого исследования, так и следствии его: донесении, ответов и мнений, особенно же протокола и свидетельств по осмотру и вскрытию трупов, как самых важных актов судебного врача.

В специальной судебной медицине удерживаем мы общепринятое разделение на две главные части: исследование живого человека и исследование мертвых тел, позволив себе частные отступления, где они кажутся нам нужными для избегания излишних повторений. Так, например, говоря во второй части о смерти от механических повреждений, мы рассматриваем различные роды и виды, характеры и исходы повреждения сначала на живом теле, а вслед за тем уже и в трупе; так в статье об отравлении ядом, излагаемом во второй же части, показываем мы признаки обнаруживающих острый, наркотический или симпатический яд при жизни человека, а потом переходим к признакам отравления, открываемым по смерти отравленного.

Первая часть специальной судебной медицины разделяется на четыре главных отдела. Каждый из них, а равно и каждую главу того или другого отдела начинаем мы изложением поводов к исследованию и пояснением настоящего смысла вопросов предлагаемых медику со стороны юридического лица или места, потом указываем на средства, которыми располагает медицина для решения этих вопросов и на границы, далее которых наша наука, в нынешнем своем состоянии, идти не может; затем излагаем законные положения разных государств, к предлежащей стороне относящиеся, и в особенности законные положения нашего отечества; наконец, рассматриваем несколько практических случаев, исследованных и обсужденных знаменитыми врачами, и предлагаем нашим слушателям аналогичные задачи, приспособляя оные по возможности к предметам собственного их наблюдения в клиниках и в анатомическом театре.

В первом отделе рассматриваем мы живого новорожденного младенца в отношении к правильному или уродливому образованию тела его вообще или отдельных частей тела (кроме детородных, о коих говорится в 3-м отделе) и предварительно касаемся вопросов о его зрелости, срочности и законности.

Второй отдел посвящен исследованию возрастов: в нем излагаются изменения физического и психического состояния организма, постепенно совершающиеся в различные периоды жизни, и определяются юридические отношения, т.е. права, обязанности и ответственность человека, в возрастах младенческом, детском, отроческом, юношеском, мужественном и старческом. К третьему отделу, об исследовании половых органов и их отправлении, принадлежат статьи: об уродливом образовании детородных частей или т. н. гермафродизме; о бессилии, бесплодии и превозможении; о признаках девственности; о половом совокуплении противозаконном, т.е. или насильственном, или противоестественном; о признаках беременности маточной и внематочной; о признаках […], о вторичном оберемении; об исследовании родов и их последствий: при чем подробнее объясняются вопросы о зрелости, срочности, законности и подложности поврежденных младенцев и о выкидыше, умышленно поврежденном или случайном. В четвертом отделе говорится о сомнительном состоянии здоровья, об исследовании болезней притворных, скрываемых и вменяемых и об ограничении прав, обязанностей и ответственности условленной различными родами, видами и степенями страдания физического или психического.

Вторая часть специальной судебной медицины рассматривает человека мертвого или, по крайней мере, находящегося в состоянии, которое легко оканчивается смертью.

Первый отдел этой части занимается исследованием механических повреждений и отвечает на вопросы, предлагаемые врачу, как при жизни, так и по смерти поврежденного; о степени и важности расстройства причиненного повреждения; о смертельности или излечимости повреждения; о различных последствиях его, если оно не было смертельным, а если было таковым — о связи между смертью и повреждением, как необходимою или как случайною ее причинною.

Предмет второго отдела составляет смерть от недостатка или излишества необходимых для человеческого организма возбуждения, при котором механические повреждения или вовсе отсутствуют, или составляют только случайный и второстепенный момент:

а) смерть от лишения воздуха (различные виды задушения, исследование удавленников, утопленников и задохшихся в газах);

б) смерть от недостатка или излишества теплоты (замерзание; смерть от огня; самосгорание);

в) смерть от молнии;

г) отравление ядом, острым наркотическим или стягивающим (признаки его при жизни; явления в трупе отравленного).

Третий отдел заключает в себе исследования много различных видов сомнительного самоумерщвления.

В четвертом отделе собраны все вопросы, относящиеся к трупам поврежденных младенцев.

Подробно рассмотрены средства отличать живородившихся и дышавших от мертворожденных или умерших без дыхания, и показать главные случаи, в которых умирают живорожденные с признаками или без признаков внешнего насилия, по чужой вине, или по причинам, которых нельзя было ни предвидеть, ни предотвратить.

Мы заключали судебную медицину статьею об исследовании ошибок и проступков медицинских лиц клинических врачей, хирургов, родовоспомогателей обоего пола и судебных медиков»³. Данный документ представляет интерес ещё и тем, что мысли профессора А. О. Армфельда остаются актуальными и до настоящего времени. Такими же четкими и ясными научно-практическими установками были пронизаны остальные программы ученого. Не менее интересной является его программа Государственного врачебноведения от 5 января 1850 года: «Под словом Публичной Медицины или Государственного Врачебноведения разумеется приложение врачебной науки и врачебного искусства к жизни гражданской. Это приложение бывает двояко. Или, верная себе и своему характеру, Медицина заботится об охранении, улучшении и восстановлении физического здоровья, но переносит попечения свои — от частных лиц и из ограниченной сферы клинической деятельности — на большие массы людей, на целые города и области, на целое народонаселение Государства: тогда входит она в состав средств и учреждений, которыми Правительство обеспечивает физическое благоденствие своих подданных; тогда становится она Народною Гигиеною и Народною Терапиею и принимает название Медицинской Полиции. Или же, отказываясь от первоначального своего назначения — охранять доброе здоровье и восстановлять расстроенное — занимается наша наука только исследованием и пояснением тех состояний в отношении человека, от которых зависит юридическое определение его прав, обязанностей и ответственности перед судом и законом: в таком случае Медицина является вспомогательным орудием Юриспруденции и называется Медицинскою Судебною.

Из этого краткого указания на характер и значение обеих частей Государственного Врачебноведения явствует, что ни та, ни другая не открывают и не доказывают новых врачебных истин, а применяют к своему делу то, что уже открыто, доказано и утверждено в сфере Естествознания и Медицины: как собственность, принадлежит им только самый способ применения. Но заимствуют они свои материалы, обильною рукою, изо всех отраслей естественных и врачебных наук без изъятия: приложение нашей многообъемлющей науки к интересам жизни юридической и полицейской требует основательного знания всех отдельных отраслей ее — по крайней мере, по главному и существенному их содержанию, а потому и излагаются основания Государственного Врачебноведения не прежде как в пятом, последнем курсе медицинских наук, слушателям успевшим уже ознакомиться со всеми теоретическими частями нашей науки и испробовать практическое приложение своих знаний в клиниках терапевтической, хирургической и акушерской. В продолжение всего пятого года медицинского курса преподается Государственное Врачебноведение по 6 часов в неделю. Первое полугодие посвящается Судебной медицине; второе — Медицинской полиции. Мы начинаем с Судебной медицины потому, что изучение ее требует многих практических упражнений, повторного вскрытия мертвых тел и сочинения судебно-врачебных свидетельств. Эти практические занятия начинаются в ноябре месяце и продолжаются до самого конца академического года; обыкновенно уделяется им один день в неделю: остальное время идет на теоретическое изложение Судебной медицины и Медицинской полиции.

При избрании способа преподавания имеем мы преимущественно в виду, чтобы учащиеся усваивали себе не одну внешнюю форму, но и настоящее содержание, и настоящий дух науки, как действительную, неотъемлемую собственность. И при акроаматическом изложении — которого требуют весьма многие статьи Государственного Врачебноведения, которого часто требует и самое отношение профессора к многочисленной аудитории — учащиеся отнюдь не принуждены принимать научного материала механическим, пассивным образом: напротив, будучи уже знакомы с основаниями, на которых зиждется наша наука, они должны самодеятельно участвовать в построении ее и, с самого начала, следить и поверять движение и развитие ее до самых последних выводов. Везде же, где только возможно, — а эта возможность довольно часто представляется в области Судебной медицины — стараемся мы заменить теорию практикою, вывод — наведением, синтетическое построение — критическим анализом; нередко, приступая к какомулибо новому отделу, вводим наших слушателей […] и от частного, более или менее осложненного явления, факта или вопроса постепенно ведем их к простым и общим началам, на коих основывается решение предлежащей задачи и задач ей однородных. Каждый значительный отдел Судебной медицины оканчивается разбором практических случаев, свидетельств и мнений, заимствованных из сочинений Пиля, Коппа, Генке, Платнера и других, старых и новых, писателей, из разных сборников и периодических изданий, медицинских и юридических. Подробные репетиции, производные однажды — а если дозволяет время, и дважды — в год, также принимают характер научных бесед и, вместе с прочими практическими занятиями, дают возможность дополнять пройденное частными замечаниями и подробностями, которые не могли найти себе места в общем, систематическом изложении науки. В осмотре и вскрытии мертвых тел упражняются, более или менее, — смотря по количеству трупов доставляемых, каждую зиму, на сей конец в анатомический театр — все слушатели Судебной медицины поочередно, под руководством профессора или прозектора. Что же касается до письменных работ, то каждый слушатель обязан представить Профессору, по крайней мере, одно полное судебно-врачебное свидетельство, с принадлежащим к оному протоколом, в установленный на сей предмет законной форме.

Дух нашего учения есть, во-первых, дух строго научный: мнения, ответы и советы врача, на которых основывается избрание мер для охранения физического благоденствия целого общества, или же определение юридических отношений граждан, сомнительных прав, обязанностей, виновности и наказуемости их — эти мнения и ответы сами должны быть основаны на твердых и неоспоримых началах и из своих начал истекать, как последние результаты точного и подробного исследования, ясно, определенно и определительно, в строгой последовательности, согласно требованиям общей логики и логики медицинской. Дух нашего учения есть, во-вторых, дух живой практической деятельности: все теоретическое знание врача — сколь бы высоко ни ценили мы его как чистое знание — тогда только получает настоящую ценность для судьи и администратора, когда оно действительно ведет к решению юридических и полицейских вопросов, неразрешимых, без пособия естественных и врачебных наук. Излагаемое и изучаемое в этом двояком направлении, научном и практическом. Государственное Врачебноведение не может не иметь сильного влияния на все высшее, как умственное, так и религиозно-нравственное образование наших слушателей. Мы уже видели, что Государственное Врачебноведение составляет конец академических занятий и, вместе с тем, преддверие служебной сферы будущего врача.

Как последнее звено, замыкающее цепь медицинских наук, Государственное Врачебноведение заставляет учащегося собрать во едино все разрозненные части Медицины, которые занимали его в течение пятилетнего курса, и подвергнуть все содержание и все внутреннее достоинство их строгой ревизии и точной оценке; и если этот критический обзор, с одной стороны, раскрывает высокое значение медицины и огромное богатство ее, в ряду драгоценных истин вековыми опытами ею усвоенных, — то, с другой стороны, этот самый критический обзор научает и благоразумному сомнению, беспристрастно определяет пределы нашего знания и наших возможностей, на каждом шагу напоминает о том, сколь много остается неконченого, сколь много даже не начатого в области науки, которая, ежедневно совершенствуясь сим самым свидетельствует, как далеко она еще от окончательного совершенства. Как преддверие служебной сферы, Государственное Врачебноведение переносит будущего врача из школы в гражданскую жизнь и показывает ему весь объем попечения Правительства об охранении физического и нравственного благоденствия граждан, всю меру доверия, которым облекает Правительство каждого врача призванного на служение гражданскому обществу, — все нравственное значение обязанностей, всю тягость ответственности, которую принимает он на себя вместе со званием и правами врача. От этой ответственности перед судом Бога и собственной Совести, — к ответственности, которая является нам тем важнее и священнее, чем легче могут ошибки и заблуждения врача укрыться от внешнего суда человеческого и чем важнее предметы, на которые падают последствия этих ошибок и заблуждений: здравие и жизнь, честь и доброе имя наших сограждан.

Вот почему осмеливаемся мы прибавить, в-третьих, что дух нашего учения — даже независимо от личности преподавателя, даже по одному содержанию и необходимому направлении самой науки — есть уже дух в высокой степени нравственный и религиозный, который не только может, но и должен укрепить всякого — серьезно-учащегося и серьезно помышляющего о будущем своем назначении — в благоговении к святыне, в любви к ближнему, — в безусловной преданности Высочайшему Престолу, — в глубоком уважении к закону и к законному порядку вещей — особенно на родине, где каждый из нас сам становится непосредственным служителем законной Власти и орудием законной жизни, в том твердом, непоколебимом и неподкупном правдолюбии, которое везде и всегда предписывает врачу отвечать на предлагаемые ему юридические и полицейские вопросы по крайнему знанию и истинному убеждению, без лицемерия, без страха и боязни, но также и без излишней самонадеянности, без мелочного самолюбия — столь легко обольщающего нас призраком непреложного всезнанья, — без ложного стыда, со всею осторожностью и осмотрительностью, которой требует приложение эмпирической науки к интересам жизни Государственной.

Указывая, в начале или в конце отдельных статей Государственного Врачебноведения на специальную их литературу, мы заблаговременно и постепенно знакомим учащихся с драгоценными пособиями, которыми могут они пользоваться, в будущее время, при самостоятельной работе. Но так как изучение сочинений слишком специальных было бы неуместно при выслушании нашего первоначального курса, — так как учащимся, напротив, необходимы сочинения, которые, при небольшом объеме, заключали бы в себе достаточно полное, ясное и согласное с современною наукою изложение нашего предмета и служили бы постоянною основою и опорою изустному преподаванию Профессора, — то и рекомендуются нашим Слушателям, как пособия удовлетворяющие настоящим их потребностям:

— по части Судебной Медицины: Громова. Краткое изложение Судебной Медицины, 2-е изд., СПб., 1838.

— по части Медицинской Полиции: Гелинга. Опыт гражданской Медицинской Полиции примененной к Законам Российской Империи. Том 1-й, Вильна, 1842.

— по части врачебного законоведения: Краткое руководство для врачей к познанию Российских законов и Государственной Службы, изд. Председателем Медицинского Совета, СПб., 1843. Свод Законов Российской Империи, в особенности вся вторая часть XIII-го тома. Изд. 1842 года.

Порядок, в котором излагаются частное содержание Государственного Врачебноведения — как науки с начала до конца прикладной — не привязывается ни к какой особенной, неподвижной системе: Задачи, предлагаемые врачу Судом и Полициею, разнообразны до бесконечности, а отдельные статьи, заключающие в себе материалы для решения их, не состоят в таком между собою отношении, которое логически определяло бы необходимое проследование одной статьи за другою. А потому и встречаем мы у разных авторов весьма различные системы разделения внешних форм науки, не имеющие ни малейшего влияния на внутренне ее содержание. Что касается до нас, то мы, не думая ни с кем соперничать в совершенстве формальной систематики, заботимся преимущественно о том: а) чтобы близкие и как бы родственные между собою предметы Государственного Врачебноведения не были без нужды разрозниваемы; б) чтобы все существенные части нашей науки были изложены в возможной полноте, и в) чтобы это изложение, при всей полноте, не вело к излишним повторениям. Основанное на сих правилах разделение Судебной Медицины и Медицинской Полиции имею честь представить в прилагаемых к сей общей программе частных конспектах»³.

Особый интерес представляют высказывания А. О. Армфельда о методике преподавания дисциплин. Александр Осипович заведовал кафедрой в период неуклонного и быстрого развития естествознания и медицины. Будучи человеком прогрессивных взглядов, он не мог мириться с сухим схоластическим методом преподавания учащимся догматических положений.

А. О. Армфельд отмечал, что при избрании способа преподавания следует преимущественно иметь в виду, чтобы учащиеся усваивали себе не одну внешнюю форму, но и настоящее содержание, настоящий дух науки. Излагаемый предмет не должен восприниматься механически, пассивно; напротив, «учащийся должен собственным, самостоятельным мышлением помогать построению науки и живым участием сопровождать диалектическое её движение до последних выводов». Все вышеизложенное остается актуальным и в настоящее время.

Программа преподавания предусматривала обязательное обучение студентов осмотру и вскрытию трупов под руководством профессора или прозектора и представление, хотя бы одного образца судебно-медицинского акта и свидетельства, «обработанного по правилам науки и по форме законами установленной». Программа учебного курса по судебной медицине. В 1863 г. в программу была включена экспертиза вещественных доказательств, судебно-медицинская баллистика, некоторые разделы криминалистики, экспертизу расчлененных трупов; был расширен процессуальный раздел, судебно-медицинская токсикология и др. На кафедрах проходили подготовку практические судебные врачи для получения ученой степени и сдачи государственных экзаменов на звание городовых, уездных врачей, а также инспекторов врачебных управ.

Однако связь кафедр судебной медицины с органами практической экспертизы была слабой, хотя иногда следственные органы обращались в университет и медико-хирургические академии за консультацией по спорным судебно-медицинским делам. Профессора (штат кафедр включал профессора, прозектора и помощника прозектора) никогда не приглашались на заседания суда, а все их заключения перепроверялись врачебными управами. В 1844 г. Медицинский Совет установил, «…чтобы трупы, препровожденные в Университеты и Академии для судебномедицинских исследований, вскрывались бы при бытности профессора судебной медицины не иначе как в присутствии необходимых официальных лиц и того врача, которому по обязанности службы следовало бы производить вскрытие. Последний составляет …свидетельство и со своим заключением препровождает по принадлежности».

Н. М. Алехина (2002) ошибочно утверждала, что в XIX столетии кафедры судебной медицины почти не имели в своем распоряжении практического материала, единственным материалом на кафедрах судебной медицины, были трупы скоропостижно умерших. По данным Ю. И. Пиголкина с соавт. (2006), в середине и конце XIX века практического материала для обучения студентов было достаточно, материально-техническая база кафедр улучшилась. При этом сотрудники кафедр судебной медицины оказывали существенную помощь органам суда и полиции. Это утверждение можно проследить на примере кафедры судебной медицины Императорского Московского университета.

Отечественная война 1812 года причинила значительный материальный ущерб кафедрам Императорского Московского университета. Кафедра судебной медицины не явилась исключением. После окончания войны многое пришлось создавать заново. Созданию материальной базы кафедры много сил и времени уделял профессор Е. О. Мухин (1770—1850). Сочетая обширную практику с университетскими лекциями и руководством факультетом, он стремился российские медицинские учебные заведения поставить на европейский уровень. Он оказывал материальную помощь многим талантливым, но бедным студентам, содержал на свои средства значительное количество врачей, готовившихся к профессуре и к практике в госпиталях. Вникая во все детали учебного процесса, Е. О. Мухин создавал базу для развития медицинской науки на факультете: составил проект реорганизации медицинского факультета, переоборудовал анатомический театр, открыл специальную медицинскую библиотеку, в которой студенты могли знакомиться с новейшей (в том числе иностранной) литературой по медицине. Понимая необходимость учиться у европейских ученых, Е. О. Мухин субсидировал молодых выпускников, выезжавших за границу.

В 1835 г. в Императорском Московском университете был введен новый университетский устав. Наряду с другими кафедрами, была учреждена новая кафедра, именовавшаяся: «Кафедра судебной медицины, медицинской полиции, истории и литературы медицины, энциклопедии и методологии». В академическом быту и в программах курса эта кафедра называлась просто кафедрой государственного врачебноведения. После отставки Е. О. Мухина кафедру занял профессор А. О. Армфельд (1806—1868), много сделавший для развития преподавания судебной медицины в России.

Однако, в это время оборудование кафедры оставляло желать лучшего, особенно это касалось класса судебной медицины, но и с таким оборудованием он проводил практические занятия со студентами и занимался исследовательской деятельностью. Для полноты картины имеющегося оборудования на кафедре судебной медицины, в 30-х годах XIX столетия, можно привести следующий документ «О передаче П. И. Страховым в ведение г. Армфельду инструментов для класса судебной медицины» (орфография сохранена — авт.): «Опись инструментов для вскрытия мертвых тел при судебномедицинских исследованиях:

1) обоюдная пила для пилки черепа, с твердой рукоятью;

2) пилочка;

3) нож обоюдоострый, широкий, для разрезывания мозга;

4) нож обоюдоострый для разрезывания грудино-реберных хрящей;

5) двенадцать скальпелей разной величины;

6) бритва;

7) крючок анатомический, двойной с деревянной ручкой;

8) два четвертных анатомических крючка;

9) два пинцета;

10) долото;

11) ножницы большие;

12) ножницы малые;

13) ножницы Г. Клюке для вскрытия кишечного канала;

14) стальной щуп обыкновенной длины;

15) зонд, разделенный на дюймы;

16) две медные трубочки, одна прямая, другая кривая;

17) спиновскрыватель, инструмент для вскрытия спинного канала;

18) молоточек;

19) двенадцать кривых игл, разной величины;

20) головомер, то есть круглый циркуль с мерительною дугою, разделенною на дюймы;

21) сифон оловянный малый;

22) мензурка оловянная в две унции;

23) аршин деревянный складной, разделенный на вершки и дюймы;

24) медные весы с аптекарскими разновесами;

25) твердая щетка для очищения костных опилок;

26) баронокрометр, или безмен с привешенной к нему четырехугольной пластинкой, разделенной на вершки и дюймы, для взвешивания и вымеривания мертвых младенцев;

27) ящик на оные инструменты, окованный медью, выстланный плюшем и в кожаном чехле…».

Таким образом, в распоряжении кафедры, выражаясь современным языком, был всего один секционный набор, которые, в настоящее время, в большом количестве находятся на балансе кафедр судебной медицины и в любых крупных Бюро судебно-медицинской экспертизы России.

Кроме того, классу судебной медицины принадлежало: «Ящик № 2. Опись инструментов для оживления мнимоумерших, как то утопших, удавившихся, задохшихся, и от других случаев умерших. Машинка для раскрывания рта;

Лопаточка с ложечкою для очищения слизи во рту и для давания малых приёмов лекарств;

Трубочка жестяная для вдувания воздуха через рот в легкие или а) ртом помогающего, или б) помощью раздувательного меха; Шнипер с двумя кровопускательными ланцетами; Ножницы средней величины для разрывания платья и белья на шее;

Нож складной и малый с пуговкою на подобие Поттова, тоже для разрывания одеяния, сапогов и белья;

Два серебряных мужских катетера, один средней величины и один детский для выпускания мочи;

Небольшой ящик, выстланный плюшем для помещения вышеозначенных инструментов;

Несколько неочищенных гусиных перьев с привинченным на конце крепкими губочками для очищения слизи во рту; самые концы перьев употребляются для щекотания во рту и в глотке, чтобы произвести тошноту и рвоту;

Элластическая трубка, которая вставляется через гортань в дыхательное горло для вдувания воздуха в легкие; тоже:

а) ртом помогающего, или

б) помощью раздувательного меха; Раздувательный мех для вдувания воздуха в легкие или

а) через жестяную, или

б) через элластическую трубку; или то же для наставления клистира из табачного дыма; Деревянная тополиновая трубка для клистира из табачного дыма, к которой с одной стороны привинчивается вышеуказанный раздувательный мех, а с другой стороны небольшой чубук, вставляющийся в проход;

Кувшин медный плоский, с деревянною ручкою, в который наливается горячая вода для согревания, обтянутый полотенцем употребляется для согревания тела;

Сифон клистирный большой для взрослых и к оному прибавлена меньшая оловянная трубка для наставления клистира малолетним;

Две плетеные щетки;

Два кусочка грецкой губки;

Три бинта, первый длиною в три аршина для перевязывания рук или шеи после кровопускания и три к оным копмресса;

Фланелевые широкие и длинные фуфайки вместо рубашки;

Табак курительный простой 1/4 фунта в жестяной банке;

Огниво, кремни, наполненные селитрою;

Три кусочка разной величины проволоки для прочищения чубука и клистирных трубок;

Два полотенца;

Хрустальная склянка для нюхательного спирта;

Таковая же для pro Aetherei Sulfurici;

Таковая же для деревянного масла;

Таковая же для камфарного спирта;

Таковая же для нашатырного спирта

Жестянка для ромашки

По сей описи инструменты все сполна и в исправности принял исполняющий должность ординарного профессора доктор Александр Армфельд. Ноябрь 10 дня 1837 года» (4).

С таким оснащением А. О. Армфельд начал занятия со студентами. В те годы кафедра не имела собственного помещения и музея. Все занятия по судебной медицине проводились в анатомическом театре. Все интересные находки, обнаруженные при проведении судебномедицинских исследований, прозектором И. М. Соколовым собирались и приобщались к анатомическому музею.

Профессор И. М. Нейдинг (1838—1904)

Десятилетия мало что изменили в оснащении кафедры, но уже во время заведования кафедрой профессором Д. Е. Мином (1818—1885), за 1866 год в кабинете судебной медицины числится 57 препаратов, 20 рисунков, 113 анатомических инструментов, 1 микроскоп Гартнака и химические реактивы. Об этом свидетельствуют документы из архива кафедры судебной медицины ММА им. И. М. Сеченова. В 1867 году в кабинете судебной медицины числятся 57 препаратов, 47 рисунков, книг и журналов, вскрытий за год — 76. В 1869 году препаратов уже 63, 65 рисунков, книг и журналов, 1 спектроскоп, а вскрытий было проведено 111. В 1870 году по описи книг 72, а вскрытий было 122. В 1871 в кабинете находится 80 препаратов, 55 книг, 35 рисунков и фотографических снимков, вскрытий было проведено 108. В 1973 году на кафедре 124 анатомических инструмента, 104 препарата, 58 названий книг, было проведено 108 вскрытий. В 1875 году уже отмечено наличие 145 препаратов и книг 71 названия, а в 1875 году отмечено 150 препаратов и 78 названий книг. В 1877 году на 1 января в кабинете судебной медицины отмечено наличие 78 названий книг на 300 рублей, анатомических инструментов 128 на 160 рублей, микроскоп Гартнака на 120 рублей, спектроскоп на 150 рублей.

С 1878 по 1900 гг. кафедрой судебной медицины заведовал профессор И. И. Нейдинг (1838—1904), который много времени уделял материальному оснащению кафедры. Уже в 1879 году на кафедре появился второй микроскоп, было закуплено анатомических инструментов на 90 рублей и разных аппаратов на 94 рубля, приобретено 4 новых книги на 20 рублей. К концу года книг насчитывалось 194 названия на 839 рублей, в 1880 году книг было уже 196 названий на 854 рубля, а в 1882 году книг насчитывалось уже 203 на 900 рублей. Количество проведенных судебно-медицинских иссле- дований трупов возросло до 152 в год.

В сентябре 1890 года, в связи с переездом кафедры в новое помещение на Девичьем поле было закуплено новое оборудование и книги на общую сумму 2491 рубль, по тем временам не малую. В 1891 году был приобретен большой микроскоп Цейса с различными фильтрами на 958 рублей, микротом, фотографический аппарат с принадлежностями на 150 рублей, анатомических инструментов на 187 рублей, книг, атласов и журналов на 400 рублей, шкаф и стол для приборов на 90 рублей. В 1898 году было приобретено два микроскопа Рейхерта на 409 рублей. Судебно-медицинское исследование трупов возросло до 301 в год. Был организован Институт судебной медицины при клиниках Императорского московского университета, что значительно увеличило финансирование кафедры.

Музей кафедры

И. И. Нейдинг много внимания уделял пополнению кафедральной библиотеки, так к концу 1902 года в библиотеке кафедры уже насчитывалось 645 названий книг на сумму 2662 рубля. Далее библиотека и музей кафедры пополнялись учеником профессора И. И. Нейдинга профессором П. А. Минаковым (1865—1931). Благодаря П. А. Минакову, музей превратился в один из крупнейших медицинских музеев России.

В дальнейшем последователи П. А. Минакова продолжали укреплять материально-техническую базу кафедры, что делают и в настоящее время.

На основании вышеперечисленного можно утверждать, что к концу XIX столетия была создана достаточная материальнотехническая база кафедры, позволяющая проводить практические и теоретические занятия на высоком методическом уровне, заниматься научно-исследовательской работой со студентами. На базе Института судебной медицины при клиниках Императорского Московского университета с имеющимся оборудованием можно было выполнять не только судебно-медицинское исследование трупов, но и проводить исследование вещественных доказательств биологического происхождения, но и судебно-химические исследования. Департамент полиции и Московский Окружной суд получал из Императорского Московского университета судебно-медицинские документы, выполненные на высоком методическом уровне, профессорско-преподавательский состав кафедры принимал участие в судебных заседаниях в качестве экспертов.

Согласно правительственному указу по Министерству Внутренних дел от 28 декабря 1838 г., был изменен порядок присуждения званий уездных, полицейских, городских врачей и инспекторов врачебной управы.

Для получения этих званий врачи подвергались особому экзамену, причем в число сдаваемых предметов включалась и судебная медицина, так как на этих врачей, в основном, возлагалось производство судебно-медицинской экспертизы. Испытание по судебной медицине проводилось весьма обстоятельно.

Испытуемый, кроме устного экзамена, должен был представить письменные ответы на заданные вопросы, произвести вскрытие трупа в присутствии профессора и написать полное судебномедицинское свидетельство (акт). К вскрытию трупа экзаменующихся допускали только по решению медицинского факультета, при удовлетворительной сдаче устного и письменного испытания.

Для получения степени доктора медицины, любой выпускник медицинского факультета, имеющий звание лекаря, был обязан сдать подобный экзамен по судебной медицине. В разные годы такие экзамены в Московском Императорском университете принимали И. Ф. Венсович, Е. О. Мухин, А. О. Армфельд, Д. Е. Мин, И. М. Нейдинг, П. А. Минаков и другие выдающие ученые. Такая система получения степени доктора медицины сохранялась до 1917 года. Анализ архивных документов показывает, что получить по судебной медицине удовлетворительную оценку было делом нелегким.

Представляют интерес вопросы и задания, которые предлагались испытуемым на экзамене. Многие из них актуальны и в настоящее время.

В качестве примера приведем архивное дело Петра Александровича Герцена (1871—1947) — видного отечественного хирурга, одного из основоположников клинической онкологии в СССР, создателя научной школы, внука выдающегося писателя-демократа А. И. Герцена.

Получив прекрасное медицинское образование в Швейцарии, и имея звание доктора медицины Лозаннского университета, он должен был получить звание доктора медицины в России. В 1900 г. П. А. Герцен обратился со следующим прошением: «Его превосходительству г. Декану Медицинского факультета Московского Университета Швейцарского гражданина врача-эксперта при СтароЕкатерининской Больнице и д-ра медицинского Лозаннского Университета Петра Александровича Герцена.

Прошение.

Честь имею покорнейше просить Ваше превосходительство о допущении меня к испытаниям на степень доктора медицины. Прилагаю при этом следующие документы:

1. Свидетельство о благонадежности от Обер-полицмейстера за № 1693

2. Удостоверение из конторы Старо-Екатерининской гор. больницы № 1036

Москва, Долгоруковская ул., д. Игнатовой, кв. 18-ая.

14 февраля 1900 г. Врач П. Герцен.»

Член-корреспондент АН СССР П. А. Герцен (1871—1947) (справа) на консультации

Прошение П. А. Герцена было удовлетворено и он приступил к сдаче экзаменов, среди которых был и экзамен по судебной медицине, принимал который профессор П. А. Минаков (1865— 1931).

Архивные документы сохранили для нас результаты этого экзамена. «Все теоретические 2/III-1900 г. и практические 6/XI-1900г. испытания — выдержал удовлетворительно. 25/IV-1900 г. Герцену Петру.

Сочинение № 526.

1. «Несмертельные повреждения головы, лица, шеи, груди, живота и половых органов и конечностей в судебно-медицинском отношении» Несмертельные повреждения головы, лица и шеи встречаются весьма часто; они разделяются по степени важности на легкие, менее тяжкие и тяжкие. Легкими повреждениями называются те повреждения, вследствие которых ни одного важного для жизни органа не заинтересовано. Примерами легкого повреждения головы, лица и шеи могут служить ушибы мягких тканей с образованием ссадин кожи, гематомы и отека клетчатки; далее небольшие раны, нанесенные ножом или тупым орудием и доходящие до кости должны тоже считаться легкими. Интересно заметить, что раны от тупых орудий имеют на черепе характер резаных ран. Раны или ушиб головы, сопровождающиеся переломом черепа опасны, хотя не всегда смертельны.

При таких тяжких повреждениях опасность для жизни обуславливается часто не величиной раны или обильным кровотечением, а сотрясением мозга, от которого раненый может умереть тотчас же после повреждения или в течение первых дней после него. Повреждения лица имеют большое значение в том, что после них часто образовывается обезображивание лица; это случается главным образом вследствие повреждения носа, ушей, губ или после ожогов химическими веществами, или горячими жидкостями; роль судебного врача состоит в том, чтобы определить на сколько эти обезображения являются неизгладимыми.

Повреждение груди помимо сотрясения внутренних органов, достигающие иногда до опасных размеров, разделяются по степени важности на проникающие и непроникающие. Первые должны считаться всегда серьезными; однако ранения thorax и hydrothorax не причиняют, во всяком случае, смерти поврежденным. Раны сердца и больших сосудов считаются, безусловно, смертельными; только в последнее время при быстрой оперативной помощи удалось врачам спасти несколько больных с ранением сердца, такие исключения не имеют существенного значения для судебного врача.

Ушиб живота может пройти бесследно, но иногда является весьма опасным вследствие шока, сотрясения внутренних органов. Нужно отметить, что при ушибе живота без наружных повреждений, повреждаются нередко внутренние полостные органы, каковы кишки, желудок, желчный пузырь, мочевой пузырь. Эти подкожные повреждения внутренних органов являются опасными для жизни.

Раны живота, как раны груди, разделяются на проникающие и непроникающие, первые весьма серьезные, причиняют смерть больного только при одновременном повреждении внутренних органов или при введении инфекционных начал, отчего происходит перитонит.

К повреждениям половых органов относятся:

1) раны и ушибы мужского полового члена вследствие чего может получиться обезображение или impulentia coeundi;

2) раны и ушибы мошонки, размозжение testiculi; это последнее повреждение весьма важно в смысли функции органа.

Повреждения конечностей, которые не повлияют на функцию их, и которые не требуют длительного лечения должны считаться легкими; перелом же и повреждение, ограничивающие функцию конечностей являются напротив очень серьезными. Повреждения сопровождающиеся лишением пальцев — тяжкие. П. Герцен. Удо- влетворительно — П. Минаков».

Стиль и орфография документов сохранены полностью. Несмотря на многие спорные ответы П. А. Герцена по данной теме можно сказать, что экзамен по судебной медицине имел большое значение, не только при проверке знаний по общей медицинской подготовке будущего врача, но и для формирования специалиста, который претендует на ученую степень.

Уездным и городовым врачам предоставлялось право повышать свой профессиональный уровень: Министерством внутренних дел ежегодно отпускалась сумма на командирование врачей в больницы общественного призрения университетских городов, в клиники университетов и военно-медицинских академий, за границу, а также для оплаты труда профессоров, которые будут заниматься с врачами. Отбором кандидатов для усовершенствования занималось Министерство внутренних дел на основании сведений о научных и служебных успехах медиков. Однако научные командировки были настолько редки, что говорить о них как о своеобразных курсах повышения квалификации для судебных врачей не приходится.

Выпускник университета, прослушавший курс судебной медицины, не мог быть специалистом в этой области, поэтому передовыми медиками неоднократно высказывались пожелания о специальной подготовке врача к судебно-медицинской деятельности и выделении судебной медицины в самостоятельную специальность.

Прав был доктор И. Бертенсон, первый редактор «Архива судебной медицины и общественной гигиены», так рисовавший облик врачей, исполнявших судебно-медицинские обязанности: «Обремененные не под силу лечебными и административными делами, лишенные средств к научному труду, не огражденные даже от самых существенных материальных нужд, эти врачи имели в виду другие цели, другие планы и побуждения и считали совершенно лишним подробное изучение судебной медицины, да и не имели каких-либо средств к совершенствованию в этой области». Судебно-химические исследования вещественных доказательств проводились врачебными управами, медиками и фармацевтами, а «там, где нет казенных, вольные аптекари обязаны производить химические исследования по поручению местных медицинских установлений», согласно «Правилам для руководства судебного врача при исследовании отравлений» и «Главы о химическом исследовании ядов, сочиненной Членом Совета Нелюбиным. Однако в 1845 г. Медицинский совет, не доверяя знаниям и опыту лиц, проводивших исследования, предложил исследовать на местах только половину вещественных доказательств, другую же половину подвергать предварительным химическим исследованиям и вместе с протоколами направлять в Медицинский Департамент для контрольного анализа. Количество проверочных испытаний, проводимых Департаментом, постоянно росло: если в первые годы их было 200—300 в год, то в 1865 г. было проведено уже 1200 исследований. В 1865 г. в штаты Медицинского департамента были включены должности экспертов по судебно-химическим и микроскопическим исследованиям.

В 1869 г. врачебные отделения были снабжены микроскопами, а в их штаты была включена должность фармацевта, в обязанности которого входило судебно-химическое исследование вещественных доказательств «по правилам наук и подробным наставлениям Медицинского Совета Министерства Внутренних Дел» в случаях подозрений на отравление. Если же исследование проводилось «вольными аптекарями», при этом присутствовали инспектора врачебного отделения.

Медицинский совет с этого времени разрешил обращаться в Медицинский департамент лишь в тех случаях, когда заключение было признано неудовлетворительным. Однако, штатные фармацевты не были подготовлены к проведению специальных судебно-химических и микроскопических исследований, поэтому процент достоверных заключений был невелик. «Из общей суммы всех 67 проверочных исследований — результаты проверочной экспертизы совпали с данными первоначального исследования в 18 случаях…», — писал приват-доцент Крыленко в обзоре судебномедицинской деятельности Медицинского совета за 1903 г. В 1905 г. Медицинским советом была создана комиссия, составившая проект, смету и план учреждения лаборатории при нем, в которой предполагалось проводить санитарные, микроскопические, спектроскопические, радиологические, рентгеноскопические и микрофотографические исследования, а также судебно-медицинские исследования вещественных доказательств, бактериологический анализ и анализ химического состава новых фармацевтических и лекарственных продуктов, однако в полном объеме воплотить этот проект не удалось. Н. М. Алехина (2002) ошибочно считала, что специальных помещений для вскрытий мертвых тел в XIX веке не было, поэтому судебно-медицинские исследования в уездах обычно проводились на месте происшествия или на месте обнаружения трупа, часто под дождем, на морозе, во дворах, сараях, на кладбищах и т.п. Иногда трупы, подлежавшие судебно-медицинскому вскрытию, до прибытия следователя и врача временно хоронили. Летом трупы настолько сильно разлагались, что согласно Уставу судебной медицины, их вскрытие не проводилось. Зимой трупы замерзали, поэтому иногда не вскрывались, а подвергались лишь наружному осмотру. Не было у судебных врачей и помощников для переноски и переворачивания трупов, поэтому даже физически тяжелую часть работы им приходилось выполнять самим.

Однако, данное утверждение не соответствовало действительности и такое положение дел могло быть только на окраине Российской Империи. В Москве, Санкт-Петербурге, губернских и уездных городах при полицейских домах существовали морги, где и происходило судебно-медицинское исследование трупов (В. Б. Шигеев, Е. Х. Баринов, 1998).

С начала XIX столетия при полицейских частях Москвы появляются первые полицейские морги. Город был разделен на несколько частей, которых в XVIII веке было 14, а потом в связи с ростом столицы значительно увеличилось. К началу XIX века их насчитывалось уже 17. Эти части являлись прообразами современных районов, в каждом из которых была своя полицейская часть, включающая в себя полицейскую, противопожарную и судебномедицинскую службы. При каждой части существовал, так называемый Частный полицейский дом с моргом-часовней, квартирой околоточного надзирателя, полицейского врача, казармой для полицейских и пожарных чинов, конюшней и сараем.

Часовни с моргами были неотъемлемой составной частью любых частных домов при полицейских частях Москвы. Они служили для проведения судебно-медицинского исследования трупов лиц умерших насильственной смертью на территории обслуживаемого участка, а также для исследования и установления причин смерти умерших, так называемых «бесхозных трупов», найденных без паспорта и не востребованных родственниками. В дальнейшем тела усопших отпевали в часовне и хоронили за счет города.

Вначале часовня представляла собой небольшое деревянное помещение, увенчанное крестом, в котором располагалась икона одного из почитаемых святых. Ни о каких вскрытиях мертвых тел в культовом помещении и речи быть не могло. Приходской священник здесь только отпевал неопознанные трупы перед захоронением. Позже появились две небольшие комнатки, которые совсем не были приспособлены для вскрытий, а служили лишь для опознания умерших и для решения по внешнему осмотру вопроса о причине смерти. Но уже к концу XIX века помещения были переоборудованы: в одной из комнат были поставлены секционные столы, не более двух, и проведена канализация с соблюдением санитарных норм. Вскрытие производил полицейский врач, имеющий казенную квартиру в здании полицейской части.

С началом XX века подобные морги-часовни начали возводить из камня. Фасад часовен выполнялся в «неорусском» стиле, характерном для большинства культовых зданий в России второй половины XIX — начала XX века. Здание состояло из трех помещений: ледника с бетонными сводами на металлических рельсах, подвала для морга с кирпичными крестовыми сводами и первого этажа, в котором располагались часовня, досмотровая комната, подъемная машина и кухня. В помещении стояли две голландские печи, а на кухне — русская. Часовню венчала глава-луковка с крестом.

До настоящего времени сохранились здания Сущевской, Пречистенской и Лефортовской полицейских частей. Зданий моргов при Сущевской и Пречистенской частях не сохранилось. Единственный сохранившийся в Москве, а возможно и в России, до XXI века морг Лефортовской части и до настоящего времени функционирует в системе судебно-медицинской службы Москвы как танатологическое отделение № 4. Его фасад и внутренняя отделка помещений полностью соответствуют приведенному описанию. Следует отметить связи судебных медиков Москвы со страна- ми Западной Европы.

Научные связи между судебными медиками России и Германии начались еще с XVIII столетия, с момента открытия Московского университета. Приезд в Москву профессора Иоганна Фридриха Эразмуса, уроженца Германии, получившего на родине медицинское образование, положил начало преподаванию судебной медицины в России.

Выходцем из Германии, получившим на родине прекрасное образование был и профессор Московского университета Вильгельм Михаил Рихтер (1767—1822).

Немецкие корни имели профессора Московского университета, П. П. Эйнбродт (1802—1840), А. О. Армфельд (1806—1868), И. И. Нейдинг (1838—1904) внесшие большой вклад в развитие судебной медицины в России и способствующие созданию московской научной школы судебной медицины.

Будущие профессора, впоследствие преподававшие судебную медицину в Московском университете с XIX до начала XX столетия, во время зарубежных командировок прошли подготовку в клиниках Берлина и Вены, что было необходимо для получения в будущем профессорского звания. Лекции ведущих профессоров Берлинского университета способствовали формированию молодых российских врачей.

После 1917 года связи судебных медиков России и Германии не прерывались.

¹ ГАРФ.-Ф.А-482.-Оп.30.-Д.2.-Л.292-293 об

² ГАРФ.-Ф.А-482.-Оп.1.-Д.78.-Л.51-51 об.

³ Архив МГУ, Медицинский факультет, 1848 г., дело 119, «Программы судебной медицины и медицинской полиции ординарного профессора Армфельда».